В “Дрейк энд Суини” воцарился хаос. С четырьмя сотнямитвердолобых юристов, не желающих держать свое мнение при себе, фирма оказаласьна грани настоящей гражданской войны. Если бы я работал сейчас там, топотребовал бы от руководства приложить все усилия, чтобы умиротворитьпотерпевших и заткнуть прессу. Иного способа выбраться из кошмара несуществовало. Публикации в “Вашингтон пост” являлись лишь предвестниками техпоистине разрушительных последствий, которые несло фирме длительное искрупулезное публичное судебное разбирательство.

Подстерегала моих бывших коллег и другая опасность.

Из досье не было видно, насколько “Ривер оукс” знала ореальном положении дел на складе. Переписка между Ченсом и его клиентомсводилась к минимуму, из нее явствовало, что “Ривер оукс” поручила юристу какможно быстрее заключить сделку. Компания надавила на Ченса, и тот без оглядкиринулся вперед.

Если предположить, что “Ривер оукс” ведать не ведала онезаконности выселения, то, выступая в качестве клиента “Дрейк энд Суини”,компания получала право обвинить фирму в нарушении профессиональной этики иобжаловать ее действия в суде. За определенную сумму юридическая фирмаобязалась предоставить клиенту определенные услуги, которые вольно или невольноподорвали деловую репутацию клиента, значит, можно требовать возмещенияматериального и морального ущерба. У “Ривер оукс” с активами в триста пятьдесятмиллионов было достаточно мощи, чтобы заставить фирму расплатиться задопущенную ошибку.

* * *

Суд вызовет цепную реакцию недоверия среди клиентуры “Дрейкэнд Суини”. Люди, оплачивающие астрономические счета фирмы, не дадут ей и дняпокоя. В жестоком мире конкуренции над фирмой очень скоро закружат грифы,издалека чующие падаль.

“Дрейк энд Суини” положила немало сил на созданиебезупречного имиджа – как и любая организация, претендующая на солидарность. Иона никогда сама не шагнет в пропасть.

* * *

Беркхолдер быстро оправился от полученной раны. На следующийпосле операции день он был готов к встрече с журналистами. Конгрессмена вывезлив кресле на колесиках в вестибюль госпиталя, где собрались представителипрессы. С помощью очаровательной супруги Беркхолдер выпрямился в полный рост исамостоятельно взошел на импровизированную трибуну. По чистому совпадению грудьего плотно облегала ярко-красная майка с гордой надписью “Хужер” <Hoosier(верзила, здоровяк) – общепринятое прозвище жителей штата Индиана> . Шеюскрывали бинты, левая рука на перевязи.

Перво-наперво конгрессмен заверил газетчиков, что он жив,чувствует себя превосходно и через несколько дней будет готов к исполнениюслужебных обязанностей. Привет землякам из Индианы!

Далее прозвучала полная сдержанного негодования и горечиречь о росте уличной преступности и общем ухудшении условий жизни в такихмегаполисах, как Вашингтон и Нью-Йорк (его родной городок насчитывал восемьтысяч жителей). Какой стыд для нации, если столица находится в плачевномсостоянии! После близкого знакомства со смертью каждый почел бы долгом отдатьвсе силы делу возвращения безопасности и порядка на улицы наших городов.

Отныне его деятельность на благо американского народанаполнится высшим смыслом.

Под конец конгрессмен с жаром призвал не только установитьэффективный контроль за продажей и распространением огнестрельного оружия, но ине пожалеть средств на строительство новых тюрем.

Выстрелы в Беркхолдера вызвали бурную, но непродолжительнуювспышку активности у столичной полиции. Сенаторы и члены палаты представителейцелый день посвятили обсуждению опасностей, подстерегающих их на вашингтонскихулицах. В результате возобновились широкомасштабные облавы.

В районе Капитолия с наступлением темноты полиция хваталакаждого пьяного, попрошайку, бездомного и вывозила на окраины или в соседниештаты. Кое-кто был брошен за решетку.

Ночью без четверти двенадцать в полицию поступил вызов отпродавца алкогольных напитков, чей магазин был расположен на Четвертой улице,на северо-востоке города. Пожаловавшись на стрельбу, продавец сообщил, что егопокупатель видел на противоположной стороне улицы раненого.

Около пустующей стройплощадки патрульная группа обнаружиламертвое тело молодого негра. Когда полицейские подъехали, из двух пулевыхотверстий в черепе еще вытекала кровь.

На следующий день в убитом опознали Кито Спайерса.

Руби объявилась в понедельник утром, соскучившаяся попеченью и новостям. Когда в восемь я вышел из машины, она радостно улыбнуласьмне с крыльца.

Я не заметил в ее внешности никаких перемен. В глазах стоялапечаль, но настроение, судя по всему, было бодрым.

* * *

Мы устроились за ее излюбленным столом. Все-таки приятночувствовать рядом живую душу.

– Как дела? – осторожно поинтересовался я.

– Нормально. – Руби запустила руку в пакет.

Пакетов за прошедшую неделю накопилось три, и, судя порассыпанным крошкам, Мордехай отведал печенье.

– Где ты сейчас обитаешь?

– В машине, где же еще? Слава Богу, зима вот-вот кончится.

– Согласен. А у Наоми ты не появлялась?

– Нет. Чувствовала себя не очень. Собираюсь сегодня.

– Я тебя подвезу.

– Спасибо.

Мы оба ощущали неловкость. Руби ждала расспросов.

Мне и вправду хотелось знать, куда она делась из мотеля ичем занималась, но я почел за благо не спешить.

Приготовив кофе, я поставил на стол две чашки. Руби доедалатретье печенье, как мышка обгрызая вкруговую. Как я мог сердиться на нее, такуюсмирную и беззащитную?

– Не хочешь узнать, о чем пишут в газетах?

– С удовольствием.

В центре первой полосы был помещен портрет мэра.

Помня о пристрастии Руби к новостям из городской жизни, яначал с субботнего интервью. Мэр обращался в министерство юстиции с просьбойпровести тщательное расследование обстоятельств смерти Лонти Бертон и ее детей.“Не имело ли места нарушение прав граждан? – Мэр давал понять, чтопридерживается именно такого мнения. – Но пусть нас рассудит Справедливость!”